Предлагаем вашему вниманию отрывок из
воспоминаний Лидии Петровны Толпыгиной (1923 – 2013). Запись сделана 5
августа 2011 г . на цифровой диктофон. Рассказ Лидии
Петровны, приведенный здесь без
редакторского вмешательства, воссоздает яркую, эмоциональную картину
происходящего, являясь, по сути, уникальным свидетельством очевидца.
А
в смерч я работала как. Директором была Соловьева Анна Александровна. Уходит в
отпуск, уезжает в Борисоглеб – у нее было любимое место отдыха. Раньше она там
работала директором пионерского лагеря, так это у нее все осталось в памяти, и
она уехала.
Конец
дня. Зачем-то я спустилась в канцелярию. Что-то загудело, затрещало, какой-то
такой неимоверный гул, такой неестественный, я никогда в жизни такого не
слыхала. Я в окно-то взглянула – вот где у вас там теперь милиция или кто, в
угловой-то – тут сидела бухгалтер, а тут
вот Ольга Михайловна, а тут поперек стоял еще стол. Я присела на этот стол…
Господи! Я говорю: «Ольга Михайловна, ты посмотри, что делается! Посмотри-ка,
над Успенским-то собором как галок таскает!». А это были не галки, это были
доски и железо. А уж я с перепугу, что вокруг этих пяти куполов всё гудит, всё
падает! Теперь вот это вот окно, все-таки оно не целиковое было, сейчас оно
вроде бы тоже не целиковое, с поперечинками, каждая поперечинка надулась,
стекло – пук! И Зое Константиновне на все документы стекла. Мы отскочили от
окна. А я говорю: а что там делается? А почему? Директор уехала в отпуск, меня
назначили исполнять обязанности директора. А я спустилась с третьего этажа, там
было двое посетителей. Думаю, а что там, интересно, у нас делается, если тут
стекла летят. Вот даже не поверишь: вот стекло вот так вот надувается: пук – и
нету. Вот какая сила была.
Я
– наверх. В основном пострадал северо-западная часть. А в угловой комнате
северо-западной части у нас была выставка фарфора, не то, что выставка, а так –
решили показать фарфор. Русского производства. Стоял в витринах. Там, значит,
раньше как, я не знаю, что теперь там делается – как вот пройдешь первые два
зала, угловая комнатка тоже там на третьем этаже маленькая, а потом проходишь –
там еще проходная, и эта вот угловая северо-западная комната. Я туда. А там,
значит, с угла стояла печь из хорошего изразца голландка. Топили ее вот из
проходного зала, и к этой печи была приставлена витрина с красивым, хорошим,
дорогим фарфором. Я прихожу – все на полу. Вот которая тут вот почти посредине
стояла витрина, спинка к спинке, они стояли – а эта валяется. Было побито.
Побито
было порядочно, но я не дала ничего списывать. Ничего не дала, прямо чуть дело
до драки не дошло. Я все собрала, потом как было время, я разбирала. Я не знаю,
вот одно время еще показывали, как же называют: вот такой высоты блюдо, вроде
кружечка, заполнялась кипятком, а внутри этой кружечки чай, чтобы он не стыл.
До чего мне было жалко вот этот прибор! Он так разбился. Потом какая-то была
выставка, я гляжу: здравствуйте! Цел, жив. Я его склеила, списывалась с
историческим музеем, они мне прислали рецепт, как сделать этот клей, и, в общем,
почти весь фарфор я склеила, который побился. Ну, не все там побилось. И я
встретила вот этот вот прибор, как будто я родственника увидела! Мне было
приятно, что я вот сумела его сохранить. Ну, это уж было порядочно, когда его
выставляли. Сделала так, что почти швов не видно, лепила.
Гляжу
в окно: ковер тащат! Были западные ворота – и восточные ворота. Сейчас заделаны
западные. Ковер потащили! Потом лошадь бьется, а лошадь ногу сломали, потом
этой лошади там же расстреляли, убили, вернее, не знаю, я не глядела. Я,
значит, Катя Перелогова такая работала: «Катя, беги, отнимай, кричи, отними
этот ковер!». Катя – а она бывшая рольмовская, ууу! Приносит, тащит.
В
это время, значит, родной брат нашей директорши – он работал в автохозяйстве –
сел на машину и поехал за ней. Он ее привез. В это время, значит, что мы
организовали до ее приезда? Сбор железа с крыши. Нам прислали воинское какое-то
подразделение, везде стояли патрули, никого не выпускали и не впускали, да еще
там были торговские склады везде: и под Красной, и под церковью Спаса на Торгу,
в церкви Одигитрии был кинопрокат и винный склад. Теперь, Дом на погребах –
внизу там, значит, тоже все склады были. Вот теперь по восточной стене сюда,
где архив или где что, внизу – там были тоже, там все были склады. Так что и
продукты надо было хранить, и музей-то чтобы не растаскивали.
И
две посетительницы еще там у меня были. Одна после больницы, ее обрили наголо,
и у нее был парик, и его удуло. «Мне верните парик! Я за него деньги платила!».
Она за мной ходила, наверно, полчаса, чтобы я ей вернула парик.
Дальше.
У Зои Константиновны, бухгалтера, улетела кассовая книга. Я говорила: «Ну и что
– сначала то – ну что кассовая книга-то, восстановишь». «Я по кассовой книге
все восстановлю, остальное не страшно. Мне нужна кассовая книга». Искали,
искали. Потом пускали за малую стену, где сад был митрополичий – и там у
кого-то в огороде нашли ее, грязную кассовую книгу! Принесли. Зоя чуть не на
коленях благодарила эту женщину, которая у себя в грядах в картошке нашла.
Ну,
купола с Успенского собора чуть не до Городского острова улетали. Вот сила
какая была! Оставался один каркас, каркас выдержал. А каркас-то демидовский. А
потом уже Владимир Сергеевич [Баниге] часть каркаса заменил новым, а на этой
части - бегущий соболь! Он ставил штамп, Демидов – ставил штамп, демидовский
свой, бегущий соболь, красивое животное, вытянутое. Весь этот вот
приблизительно вот такого размера штамп. Он мне говорит: «Лидия Петровна,
приходи посмотри, что я тебе покажу!».
Илья [Алексеевич Морозов] должен был взять его в экспозицию, но я так сейчас
уже и не помню, где.
Запись и публикация О.О. Непоспехова и А.А. Шелеховой
Комментариев нет:
Отправить комментарий